— Mama told me not to come… m-m-m…m! — тихонько и немного гнусаво сообщил запотевшему крану свежеумытый Абрахам Хоффманн, пытаясь сообразить, нравится ли ему косящееся из глубин зеркала – да, зеркала, для ассоциаций с адом память была слишком трезва – отражение пока что смутно знакомого, процентов на восемьдесят пять сицилийца и не пора ли заменить его на нечто более эстетически привлекательное.
Или хотя бы без признаков грядущего нарушения общественного порядка.
— She said… m-m-m… «That ain't the way to have fun, son», — песенка, третью неделю подряд содрогавшая все мировые чарты, засела в подсознании намертво, но с этим он как-нибудь справится.
До сих пор справлялся. Песенку, как, собственно и все, что было в их доме особенно раздражающего, где-то подцепила София… а, нет, соврал, не София, Анна. Заразившись первой очарованием набирающего обороты хита, София ее напевала, и поскольку голос у нее был, в общем и целом, приятный, ощущения, будто бы где-то совсем близко, на чердаке или в подвале, страшно страдает Том Джонс с яйцами, накрученными на лопасти кухонного комбайна, практически не возникало.
Что ни говори, его Крошка София была талантлива, но, как это регулярно случается с теми, чей талант редко когда покидает пределы горячей ванны с парой бутылок шампанского, в моменты высшего творческого пилотажа превращалась в нечто среднее между гигантским спрутом и маэстро Эрнесто Гевара. То есть с одной стороны - притягивала, с другой - всем своим видом показывала, что для прекращения такого таланта одной пули явно не будет достаточно.
Кажется, их вчерашний скандал опять выманил на лужайку старину Гарфилда проклинать эмансипацию и палить по белкам из антикварного дробовика. Правда, из незаряженного, так что, сдается, кроме его, Абрахама Хоффманна III, чувства собственной значимости, по итогам скандала никто не пострадал. Но могла бы пострадать Анна - не физически, разумеется, хуже - психоэмоционально, как страдала всегда - от невозможности постичь причины и чуждую детскому разуму фальшивость происходящего. Драматические выходы из себя София практиковала все чаще и какая радость, что Анна еще позавчера отправилась в трехдневный поход с подружками герлскаутами. Или на экскурсию по музеям. Отец из него был неважный.
София тоже куда-то ушла. Но вернется. Обязательно вернется. Она всегда возвращается.
А до того нужно успеть пожить для себя. Жить для других все равно не его специализация.
— Mama told me not to… Расслабься, Абеле, расслабься, — выдохнул Абрахам Хоффманн, приходя к выводу, что нынешнее утро от других в сущности ничем не отличается, и ему не мешает побриться.
- That ain't the way to have fun, no…
Желание полоснуть бритвой по горлу было, конечно, трудно преодолимым и весьма искушающим, зато внеплановая уборка, может быть, генеральная точно никак не вписывалась в его многообещающую, оптимистично радужную картину дня.

— Ти-ин-на! Тин-на! Не уходи-останься-пожалуйста-ты-прекрасна-как лу-учшие полотна Рафаэля-Санти-а-а! — довольно долгоиграющей скороговоркой выпалил Абрахам Хоффманн, когда эта прекрасная дама в боа сделала – пуф! – и исчезла. Удручающе жестокосердно и, кажется, безвозвратно.
Вообще-то сам по себе клуб был какой-то странный, но это было три бутылки виски назад, а потому сейчас в принципе все устраивало.
Даже пение, вон то – хрипатое, такое агрессивное, словно бы чьи-то стальные яйца пытались перемолоть крайне обескураженные происходящим лопасти кухонного комбайна. Голос был, кстати, знакомый до ужаса, и если бы его спрашивали, он бы ответил – да! это Фрэнк, мать его, уникальный Синатра!
Или не Фрэнк Синатра. Тут, знаете ли, пятьдесят на пятьдесят.
— А! А-а-а, — сперва вздрогнул, потом выдохнул Абрахам Хоффманн, когда рядом уселось нечто прескверно пахнущее и вызывающе волосатое. Теперь уже трудно представить, что именно заставило его некогда включить имя этого самого любителя изысканного вида шляп в название его прекрасного, как рассвет, детища: «Хоффманн, Хоффманн и Майер».
Но точно – не чувство стиля, и определенно – не музыкальные пристрастия.
— Джее-е-ри! Жизнь отлично, убирайся, откуда взялся, — не слишком успешно фокусируя взгляд на выдающейся волосатости бывшего или даже нынешнего напарника, сообщил Хоффманн, чувствуя, как почти налаженная – пусть и в краткосрочной перспективе – жизнь перестает налаживаться.
— Если тебя вызвала мой секретарь… Ну ты понял… такая, — рисуя в воздухе обеими руками что-то округлое и дважды выпуклое, Хоффманн прищурился. — То скажи ей, что она уволена. Ты тоже уволен. Прости, у меня ч-черная полоса. Избавляюсь от-т неудач прошлого. А хотя… Боже мой, Джерри! — облизывая губы, мотая головой, зажмуриваясь и открывая глаза, Хоффманн осклабился. — Какая радость! Да! Не помню, говорил ли, но! Я предпочитаю такое искусство… концептуальное… Прости. Запамятовал. Так о чем я?[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

О-о-оу… пумы совокупляются! Картинка, с какой стороны ни глянь, вырисовывалась презабавная и даже немножечко отрезвляющая. Сам Хоффманн точно не знал, было ли это для кого тайной, однако к семейству кошачьих он питал куда более чистую и долгую страсть, чем к тем же шелудивым псам, которые по неизвестным доселе причинам в его жизни встречались значительно чаще.
— Бо-оже правый! — ахнул Абрахам Хоффманн, тяжело откидываясь на спинку дивана и сильно надеясь, что пинок – предательский, исподтишка – по гладкому носу настолько дорогого ботинка, что за стоимость пары могло неделю питаться не очень крупное и не слишком прихотливое государство, ему все же почудился.
Обувь – это же второе лицо человека! И если первое, оригинальное, отработало свой срок годности лет этак триста назад, второе Хоффманн старался держать в идеальном порядке.
— И ты приперся в… сюда рассказать мне, что пумы, подумать только, иногда трахаются? — разочарованного закатил глаза Абрахам Хоффманн, протягивая руку к конверту с картошкой, но резко одергивая, будто ошпарился, и прижимая кулак к груди слева.
Из ничего не соображающего выражение лица Эйба сделалось почти страдальческим. Как всякому обладателю избыточно нестабильного нрава, пить ему было противопоказано, но если София при прочих равных могла, то он и подавно.
Всю глупость содеянного он осознает не раньше завтрашнего утра, а до этого – целая вечность! Ну, либо часов пять, что практически то же самое.
— Представь себе, я в курсе, что пумы иногда трахаются. И что от этого трахания иногда случаются пумята. Конечно, если оно с обоюдного согласия и, скажем так, при совпадении всяких разных циклов и фаз. Дже-е-ери! — по-прежнему не убирая кулака от груди слева, уронил голову на грудь Хоффманн. — Ответь мне, Джерри! Ты настоящий? Знаешь, вероятно, я слегка перебрал и… если ты настоящий – жаль. Когда я в таком состоянии, видеть меня нельзя. Я ведь!.. Я ведь – добропорядочный семьянин, специалист мирового класса… А та женщина, Тина… представляешь, она бл… Господи, мне же здесь даже не нравится. Я должен быть дома. Брак, жена… вся эта концепция семейного счастья. Как же ты чертовски прав, Джерри! Как же ты чертовски прав, что никогда не женился… А сейчас я буду блевать. Посторонись, пожалуйста, — заботливо предупредил Хоффманн, рывком пытаясь подняться на ноги, но, кажется, безуспешно.
«А мама предупреждала…».
Таким, как он, лучше не жениться и уж точно – не размножаться.[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

— Ненастоящий? Что ж, первая отрадная новость за последние полгода, — до зубовного скрежета серьезно сообщил Хоффманн, позволяя Роджеру Майеру – само собой не настоящему, настоящий, пусть и был презренной собакой, в основном не выглядел так, будто бы последние, ну допустим, те же полгода гонял гризли по канадским лесам, в свободное от того время щедро купаясь в струе бобра или еще какой интенсивно вонючей твари, — переправить себя в места, более располагающие к эпатажу. Впрочем, для стороннего наблюдателя такая попытка наверняка выглядела не менее впечатляюще, чем попытка высоченной Эйфелевой башни помочь маленькой точке по продаже оладий отыскать свой крохотный островок счастья.
Нет, говоря по правде, никаких особых страданий по причине невозможности пополнить собой доску почета всех времен NBA Абрахам Хоффманн не испытывал, и все же к близости кого-то, чей рост интуитивно пробуждал ассоциации не столько с чрезмерным употреблением каши, сколько с динозаврами, как правило, относился с опаской. Не потому, что боялся. Потому что знал: опоре сегодня ничто не мешает уже завтра обернуться препятствием. И все же при всей своей гнусной собачести, старина Роджер Майер был хорошим, действительно хорошим малым. Или, по крайней мере, не до такой степени отбитым наглухо, чтобы первые лучи солнца Абрахам Хоффманн встретил в какой-нибудь грязной канаве, без драгоценных ботинок, драгоценного пиджака и с под ноль вычищенным карманами.
— Я никогда не закусываю! Чревоугодие делает нас слабыми! — философски отметил Абрахам Хоффманн, упираясь левой ладонью теперь уже в грудь Роджера Майера и тем самым давая понять, что до спасительного толчка, возможно и даже очень вероятно, доберется самостоятельно.
— Но, так и быть, можешь присмотреть, чтобы меня не украли, — по привычке таинственно и в край загадочно улыбнулся Хоффманн, толкая дверь кабинки и с удовлетворением отмечая, что та не собирается выдать в ответ нокаутирующий хук справа.
Ну и в кого же он превратился? Он! Без минуты сенатор, политик, адвокат – гениальный как само понятие гениальности? «В жалкого блюющего мудака», — точно по команде ответило подсознание.
Блевать – это всегда ужасно. Потому что после, почти сразу – стоит только выудить изо рта два теперь не очень-то и чистых пальца – накатывало оно, всесжигающее, невыносимо ясное осознание реальности происходящего.
Сняв керамическую крышку бочка и поставив ее на пол, Хоффманн наспех умылся. Какая бы в сортире не водилась зараза, его собственная несомненно была в сотни, а то и в тысячи раз гаже.
— До последней секунды я не терял надежды, что ты – галлюцинация, — сперва тыча в Роджера Майера блестящим от воды пальцем, затем – проводя ладонями по волосам, констатировал Абрахам Хоффманн, слишком уже трезвый, чтобы пытаться отыскать в появлении Роджера Майера здесь и сейчас хоть что-то рациональное.
— Да, если оно важно, я уже не чувствую себя так, словно у меня в башке… пумы совокупляются.
Совокупляются или не совокупляются, но прегромадных размеров кучу они там, несомненно, нагадали и чтобы разобрать все это понадобиться колоссальных размеров лопата. С динозавра или, быть может, высоченную Эйфелеву башню.
— Не сочти за комплимент, но выглядишь так, будто тебя волчьё драло.[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

Не просто шелудивая псина, но еще и грешливая. Ура-ура. Однако же не сенсация. В выборе напарников по фамильным табличкам из черного оргстекла Абрахам Хоффманн (технически – последние двое) был немногим избирательнее проказливого дедули Лота – того самого, который решил когда-то, мол, для тихого, пусть и не совсем классического семейного счастья нет приятнее уголка общемирового оплота изобретательного полового блядства. Собственно, да, сам Абрахам Хоффманн (независимо от порядкового номера) тоже был не без греха, но, в отличие Роджера Майера, из стандартного набора «Услады для практикующего мастера» избиравшего то ли наращивание тыла посредством чревоугодия, то ли что-то такое со зверятами, на попытки изображения чего фантазия говорила «нет, тебе это точно не надо», Абрахам Хоффманн, муж, отец, однажды, если повезет, сенатор, отдавал предпочтение грехам несколько более социального характера. Обман, самообман и лицемерие, источником которого, увы, далеко не всегда была свойственная человеку его профессии профессиональная же деформация.
Что конкретно послужило катализатором их последнего с Крошкой Софией скандала, Абрахам Хоффманн, сколько бы ни пытался, так и не мог понять. Но примерно догадывался: эта губительная для женского организма нехватка душевного единения и тепла, то бишь именно тех качеств, ожидать яркого проявления которых от представителя вида, чьи предки – то ли в силу божественного происхождения, то ли по причине отсутствия в те времена устойчивого представления о морали – для репутации одинаково безболезненно днем могли направлять человечество по пути мира и света, ночью - потрахивать в темном углу жабу – было, минимум, странно. И София об этом знала. Знала, что он не человек, когда выходила за него замуж, и знала, что он никогда не сможет полюбить ее так, как в собственных мечтах заслуживала эта трогательная Грета Гарбо.
— Ничего не желаю слышать о том парне, — отрицательно мотнул головой Абрахам Хоффманн, еле уворачиваясь от прелестной парочки, судя по блеску в глазах, готовой незамедлительно предаться всем радостям непредумышленных сексуальных связей, а, если не проявят должной сознательности, в ближайшей перспективе – и абортации.
Точно утверждать нельзя, но, кажется, он завидовал Роджеру Майеру. Завидовал свободе, отсутствию обязательств и готовности в любой момент дня и ночи сорваться куда-нибудь в леса, чтобы – в самом целомудренном из вариантов – отринув штаны как пережиток загнивающей цивилизации, бегать наперегонки с представителями семейства кошачьих. В действительности, говоря о том, что Роджер Майер никогда не был женат, Хоффманн слегка лукавил. Был и вроде бы неоднократно, но - в любой ипостаси Роджер Майер прежде всего оставался Роджером Майером и очень жаль, что этот талант не входил в число максимально заразных.
— Эй, хреновы извращенцы! Дайте человеку пос… - бум-бум-бум – в общую дверь сортира крайне требовательно забарабанили.
Видимо, в пылу иссушающей мозг страсти кто-то из прелестной парочки слишком крепко наподдал двери и замок защелкнулся намертво.
— Если хочешь, можем убраться отсюда прямо сейчас. Говорю же – мне здесь не нравится, — довел до сведения Абрахам Хоффманн, приглашающее разводя руки по сторонам, потому что почти не сомневался – Роджер Майер помнил, как работала его волшебная телепортация.
— Нет, мать вашу! Слышите, вашу мать? Я это так не оставлю! Я вас дождусь и тогда! — угрожающе барабанил в дверь некто, подгоняемый рвущимися наружу известной природы массами.
— С другой стороны мы же не можем оставить здесь твою шляпу, — пожал плечами Абрахам Хоффманн, решительно вышагивая в направлении выхода и улыбаясь так, как, может быть, и не следовало:
— А ТЕПЕРЬ ТЫ ПОСЛУШАЙ, КАК ТЕБЯ ТАМ! СОРТИР – ВТОРАЯ ЦЕРКОВЬ! И ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ, МАТЬ ТВОЮ, ДОВОДИТЬ ДО… ГРЕХА, ВЕДИ СЕБЯ ВЕЖЛИВО, ПОНЯЛ? НЕ ПОНЯЛ? ТОГДА ЗАТКНИ ПАСТЬ И СРИ В КАРМАН! В этой жизни, — оборачиваясь к Роджеру Майеру гораздо спокойнее добавил Абрахам Хоффман. — Я не терплю две вещи: голословные обвинения и хамство. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

Несомненно, семьдесят лет в одиночной камере размером с чулан были лучшим периодом что в жизни Абеле Натаниони, что Абрахама Хоффманна. Потому что какого бы то ни было свойства социального взаимодействия не предусматривали.
— Да, блять! — коротко, но емко охарактеризовал происходящее Хоффманн, практически одновременно успевая нащупать во внутреннем кармане светло-коричневого пиджака пару смятых стодолларовых бумажек, и, бросая их на грудь корчащегося от боли засранца с мысленной установкой «тебя отделал здоровенный негр, потому что, когда отсасываешь – просто отсасывай, кусать не надо», со спины напрыгивая на второго засранца, куда более опасного и по всем признакам абсолютно спятившего.
— Джерри, твою мать! — прямо в ухо шелудивого пса выдохнул Хоффманн, синхронно проделывая, минимум, два с половиной движения: заводя правую руку под левое плечо Майера, локтем все той же правой с силой надавил чуть повыше выпирающего кадыка, левую ладонь - впечатал в затылок так, как если бы Роджер Майер был… пуменком, наделавшим в тапок, и никак не желал признавать за собой вины за сотворенное безобразие:
— Придушу нахрен! — предупредил Хоффманн, отмечая, что, несмотря на все усилия, пахло от Майера так же, как в принципе и всегда – кожей, потом и дикой непуганой собакой.
Сдается, чья-то недавняя пробежка по лесам оказалась явно не достаточно выматывающей. «Ну ничего, это мы сейчас исправим», — констатировал Хоффманн, сглотнул и вместе с Роджером Майером растворился во времени и пространстве.
Последнее, что он запомнил – тоненький писк девчонки-подростка, то ли испуганной сортирными чудесами, то ли напротив – обрадованной шансом наконец-то уединиться с дружком по-настоящему.
Официально чудес не бывает, а то, что так или иначе кажется чудесами в ста случаях из ста – бред обдолбанного наркомана.
Ни о чем из случившегося никто из присутствующих ничего внятного наверняка никогда не расскажет.

Погода стояла отвратная. С неба препротивно капало, под ногами – чавкало. Судя по окружающему пейзажу, большей частью представленному фантазийным переплетением пальм, лиан и папоротников, они очутились где-то посреди сумеречных болот Луизины.
— Сейчас я тебя отпущу, — по-прежнему слегка придушивая и перегибая на себя верхнюю половину Майера, предупредил Хоффманн:
— Только без глупостей, ладно?
Шляпу забыли. А, впрочем, все происходящее - и есть она самая.[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

— Долбоеб? А-ага, — просачиваясь сквозь грязь на пару шагов подальше от Майера, скрестил руки на груди Хоффманн, сильно надеясь, что липкие, как воск, капли горячего луизианского дождя прямо сейчас смывают остатки с кого-то пьяной апатии, с кого-то – воинственно-звериного куража.
Правое бедро саднило, Хоффманн не обижался: оборотень есть оборотень, и у каждого свои способы выражения симпатии. Конечно, имея дело с такими, как Роджер Майер, даже по самым оптимистичным взглядам загадывать на будущее - нецелесообразно, и все-таки Абрахам Хоффманн почти готов был заложить на спор яхту, а у него, кажется, была яхта, что вряд ли когда-нибудь очутится на месте того полуубитого в сортире парня. Причин было две и, как полагается, одна – невменяемая, вторая – такая же. Во-первых, помимо таблички из оргстекла, их с Майером связывала местами неадекватная, но определенно взаимно не обременяющая, проверенная годами дружба; во-вторых, оба знали – стоит хоть раз где-то кому-то хоть в чем-то перегнуть палку и все – больше никаких случайно неслучайных встреч-совпадений локациями, без которых оба обратятся наихудшим из общих на двоих кошмаром – простыми, добропорядочными гражданами. Вроде того болтающего с собственным отражением сицилийца-недосенатора, с которым Абрахам Хоффманн не хотел, но вынужден был сожительствовать семь дней в неделю двадцать четыре часа.
Без странноватого друга, давно уяснил для себя Абрахам Хоффманн, жизнь превращается в ад, и какая удача, что их таких странноватых было целое трио – два черноперых Хоффманна и один шерстозадый Майер.
— Я говорил, что не терплю две вещи? — глядя исподлобья на шерстозадого Майера, закончил театральную паузу Хоффманн, недосенатор, выставляя вперед правую ладонь с тремя распрямленными пальцами и начиная их по очереди загибать:
— Я соврал, я не терплю три вещи: голословные обвинения, хамство и когда мне пытаются врать в глаза. Не-е-ет, Джерри, ты не долбоеб! Ты наглая, хитрая скотина, которая прекрасно знает, что в нашей, общей с тобой компании, как минимум, один адвокат – настоящий, и, в случае, если второй – который не настоящий, натворит что-то такое, категорически не вписывающееся в приемлемые обществом рамки, первый наверняка прикроет его наглый шерстяной зад. А для жратвы у меня два сценария: можем отправиться ко мне, можешь – побегать тут пару часиков кругами и попытаться завалить аллигатора. Как бы там ни было, — ухмыльнулся Хоффманн, прижимая к левой половине груди кулак. — Душой и сердцем, коллега, я всегда с вами.
От… странноватости происходящего хотелось смеяться, но он не имел права, потому что… потому что рассмеяться означало – признать, он, Абрахам Хоффманн, тоже не больно-то обременен разумом, а у него вообще-то – политика, карьера, семья.
Правда, далеко-далеко, даже не в соседнем штате. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

— О-о-о-о, — застонал Хоффманн, вместо подсчета чего бы то ни было, растирая переносицу двумя пальцами:
— Позволь уточнить, правильно ли я понимаю: ты обратился на глазах какого-то смертного, чтобы спасти его от странных пум, но не спас, зато прихватил с собой шляпу? Как будто самого факта обращения на глазах непосвященного мало и ты решил помочь суду, обеспечив вещественное доказательство? О-о-о… Великолепно! Браво, Джерри, браво! — удрученно замотал головой туда-сюда Абрахам Хоффманн, начиная надеяться, что все происходящее – пьяная галлюцинация, одна из тех, в которых фантазии и факты переплетаются так плотно и так тесно, что на утро уже категорически непонятно, что из воспоминаний – бред, а что – необратимая и неизменимая правда.
— Знаешь, да, Джерри, рядом с тобой я – агнец. Не в том плане, что высоко ценю личную жертвенность, а в том, что баран… Баран, готовый по собственной инициативе помочь тебе разобраться с этой… затруднительной ситуацией, — хлюпая по грязи, сообщил Хоффманн, на сей раз – просачиваясь на пару шагов к Майеру.
— Где и когда это было? Возможно, не все потеряно. Возможно, нам удастся отыскать того парня, конечно, при условии, что ты сообщишь мне точные координаты.
«Да нет, глупость же, глупость!», — в кои-то веки высказало дельную мысль подсознание.
— Или можем ничего не делать, понадеявшись, что ты хотя бы не оставил тому парню на правах компенсации за шляпу собственные водительские права, — осуждающе поджал губы Хоффманн, чувствуя, как в левый ботинок заползло что-то весьма неприятное. — Бавария! Вот скажи, ты всерьез думаешь, что любую проблему можно решить вяленой олениной или колбасой из кабана? А, впрочем, вероятно, ты прав. Вероятно, что и можно. Только ответь, пожалуйста, насколько странными были те пумы и чем ты сам обдолбался? Нет, я не осуждаю. Сдается мне, я хочу попробовать то же самое. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

«Есть идеи?», — спросил Майер. Вообще-то да, идеи были – например, по планам к этому часу Абрахам Хоффманн III должен был упиться до синюшных чертей в глазах и сладко похрапывать в объятиях какой-нибудь симпатичной, не обремененной излишней социальной ответственностью дамы.
Но что-то явно пошло не так и, кажется, останавливаться на достигнутом это «не так» не собиралось.
— Стало понятнее, — признался Хоффманн, сперва убирая обе руки за спину, однако, быстро сообразив, насколько нелепо такая поза выглядит, когда ты – в окровавленных штанах и чуть ли не по самую задницу утопаешь в болотах Луизины, сцепляя пальцы в замок где-то пониже талии:
— Разноцветные, странно пахнущие пумы, которые пытаются вскрыть заживо, надо полагать, ни в чем не повинного любителя шляп, и все это неподалеку от излюбленных маршрутов для кемпинга? Звучит бредово… на наше счастье я живу в этом мире достаточно долго, чтобы давно перестать удивляться, — многозначительно выгнул брови Абрахам Хоффманн, позволяя Майеру насладиться очередной точно выверенной театральной паузой:
— Слышал когда-нибудь об индейских шаманах? Такие – с косичками и перьями в волосах? Наверняка слышал. И наверняка слышал, что согласно одной из теорий происхождения таких, как ты, Джерри, первыми шерстозадыми были именно шаманы-териантропы, научившиеся перекидываться во всякое повышенно клыкастое, а некоторые – и разучившиеся перекидываться обратно? Во всяком случае по желанию. Я к чему веду? Вполне может быть, ты разогнал не пум, ты разогнал магов-перевертышей и… знаешь, сомневаюсь, что у них была при себе лицензия на разделывание кемпенгующих любителей шляп…
Не то чтобы Хоффманна так и тянуло разогнать шайку воинственных анимагов, но раз Джерри упомянул об этих проклятых пумах, значит в чем-то и как-то это для него важно, и, во-вторых, вряд ли ему самому, Хоффманну, суждено сегодня очутиться в объятиях хоть сколько-нибудь социально безответственно дамы, а значит – нет ничего дурного в том, чтобы разыграть из себя ревностного блюстителя порядка.
— Пойдем проверим? — расставляя руки по сторонам, приглашающе улыбнулся Хоффманн, в глубине души надеясь – все, что они обнаружат у подножия Медвежьей горы – горсту полупереваренных кошачьим организмом останков. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

Как ни парадоксально, перспектива пополнить собой ряды образцов для подражания героев в белых халатах (не тех, чья униформа предполагала ношение бэйджа «Стив, дружелюбный медбрат», но тех, для которых нет по утрам запаха слаще свеже обогащенного урана) Хоффманну действительно нравилась. И он бы наверняка подался в пионеры-естествоиспытатели, кабы не два факта: во-первых, все самое интересное — водородную бомбу, Феррари и, например, латекс — человеческая цивилизация давно изобрела без чьего бы то ни было постороннего вмешательства; во-вторых, Абрахам Хоффманн не был уверен, что прямо так уж мечтает однажды обнаружить себя не более чем иллюстрацией в учебнике для старшеклассников, связанной в одну панораму линией, удивительно похожей на фаллос, с портретами таких же гениальных первооткрывателей вроде Альберта Эйнштейна и Макса Карла Эрнста Людвига Планка. В остальном же против внесения научного вклада в любую отрасль по желанию Хоффманн не возражал, и к предложению Роджера Майера, вероятно, отнесся бы почти с энтузиазмом, не веди себя Роджер Майер чересчур странно даже для самого себя. В смысле – для парня, из чьего зада, минимум, раз в месяц вырастала обладающая чуть ли не самосознанием шерстистая система навигации и начинала вилять самим парнем.
Краткого тактильного контакта оказалось достаточно, чтобы мысли Роджера Майера на долю секунды поглотили и затопили сознание. Впрочем, по всем параметрам лидировала колбаса. Колбаса и что-то такое, от чего шерсть на загривке встала дыбом у самого Хоффманна.
Нет, он был уверен или, по крайней мере, очень надеялся – никакая Медвежья гора не входила в план маршрута его милой малютки Анны и этих чертовых, не желающих сидеть дома герлскаутов.

— Мххх, — выдохнул Хоффманн, когда чья-то челюсть с такой силой вгрызлась в мышцы лодыжки, что в глазах потемнело и Земля, сдается, перестала вращаться.
Хотя, надо отдать должное, окружающая действительность тоже не радовала. Мало того, что шатер «ведунов-блядунов», или кем они там считали себя по внутренней классификации, явно был сшит не из мягких лоскутков, срезанных с жопы ламы, так еще и эти глаза…
Да, по всем признакам судьба в очередной раз решила доказать Хоффманну, что нет – он не баловень, и эти три здоровенных представителя семейства кошачьих – рассмотреть чудищ детально, увы, не позволяла почти кромешная темнота – определенно не вписывались в понятие кем-то переваренных останков.
— Лучше не дергайся, — спокойно предупредил Абрахам Хоффманн, несомненно, весьма болезненно всеми пятью пальцами впиваясь в покрытый шерстью загривок Майера, выпуская крылья и мгновенно взмывая ввысь над поляной.
Посудить здраво, куда бы он не телепортировал Майера – прямо так сразу лучше ему не станет, и, как бы печально не было признавать это, отцом он, Абрахам Хоффманн III, все-таки был ужасным, а потому Медвежья гора вполне могла оказаться именно тем самым местом, куда и направилась его милая малютка Анна.
Маловероятно, конечно, но маловероятно - к сожалению, отличный от нуля параметр.
Глухой, гортанный рык дал понять, что эффектное авиа-шоу пумам не совсем понравилось. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

Правда есть правда и умение объективно оценивать реальность – величайший во вселенной навык, а потому Абрахам Хоффманн (с любым номером в любом порядке) при всей своей тяге к самообману никогда не мог пожаловаться на отсутствие в жизни ярких моментов и сочных, порой чересчур пикантных, вышибающих дух не хуже падения на башку наковальни всевозможных оттенков и красок. Однако же вот эта самая, творящаяся здесь и сейчас в районе лодыжек звериная вакханалия никак не вписывалась даже в его, Хоффманна, стоит признать, довольно растянутые рамки представления о нормальности. Или даже в рамки чего-то такого, о чем нестыдно поведать за кружечкой шнапса в изрядно подпитой компании.
Ладно, Бог или черт с ним, со шнапсом, ситуацию нужно было спасать, а заодно и себя с Майером.
— Все под контролем, — уверенно сообщил Хоффманн, выгибая оба крыла назад и по-птичьи изящно устремляясь так высоко-высоко в небеса, что казалось – еще чуть-чуть – и до луны можно будет дотронуться пальцем.
— А теперь – готовься, сейчас я тебя отпускаю, — предупредил Эйб, сперва за шкирку подтягивая Майера с сотоварищами хотя бы на уровень собственного бедра, затем раскачивая и на последок – отправляя в свободное воздушное плавание по направлению к пышной кроне дерева из семейства вечно зеленых pinus albicaulis^{сосна белокорая} в надежде, что Майеру хватит и воображения, и мастерства зацепиться за ствол когтями, а не просто пересчитать каждую из веток что ребрами, что зубами.
Первый из кугуаров отвалился еще на момент виража, второй, похоже, отправился в сосну вместе с Майером, третьего – третьего Хоффманн, складывая за спиной оба крыла и падая, успел перехватить в нескольких футах от некогда зеленого ковра ничем не отличной от сотен таких же поляны. И вырубить мощным ударом – а, может быть, и навсегда – в основание черепа.
В следующее мгновение земля приняла Хоффманна в распростертые объятия, но крылья не переломались и на том большое-пребольшое спасибо. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

Чисто справедливости ради и статистики для, думал Абрахам Хоффманн, сперва медленно поднимаясь на четвереньки, затем – выпрямляясь и чуть невпопад хлопая крыльями на манер какой-нибудь только что вынырнувшей из грязной канавы галки, с ним случались вещи и похуже нападения неустановленной классификации кугуаров. Допустим, он по-прежнему был женат, и в редкие моменты то ли просветления, то ли настойчивого желания проверить пределы прочности организма с повышенным уровнем выживаемости на фунт веса милая Крошка София даже пыталась кормить его завтраками. По большей части завтраки вкусом и ароматом напоминали что-то среднее между макаронами с сахарной ватой и макаронами с сахарной ватой, приготовленными не первой трезвости домохозяйкой, но так или иначе этот опыт тоже был весьма травмоопасен и не из тех, которые хочется переживать чаще раза лет в этак девяносто-девяносто пять или же в два миллиарда. Да, по всей стати, он начинал скучать по трогательным семейным скандалам с непризнанной Гретой Гарбо. А еще мало он выпил, мало. Надо было пить больше и тогда, вероятно, сумел бы вырубиться раньше, чем на его уютный диван приземлилась бы эта проклятая роджеромайеровская, но нероджеромайеровская шляпа.
— Как же вы все меня достали! — стискивая кулаки, рыкнул Хоффманн на зависть иному представителю семейства кошачьих, разворачиваясь в ту сторону, в которую рванула хвостатая и определенно майеровская шерстяная задница.
— Честное слово, я очень хочу быть дипломатом… но… не получается.
«Нет, никак не получается», — мысленно признал поражение Эйб или скорее прямой наследник божьих посланников Авель, вскидывая крылья над головой и по сторонам тем эффектно каноничным образом, что вся композиция в целом и даже частями требовала незамедлительной фиксации на фресках в стенах желательно древнего и прегромадного византийского храма.
А потом поляну охватило плотное, футов в десять высотой кольцо кипенно-белого пламени.
— Стоять! — выбрасывая левую руку раскрытой ладонью в сторону Роджера Майера, распорядился наследник божьих посланников Авель, пока просто слегка притормаживая оборотня на полпути от свершения некого, может быть, вовсе не обязательного противоправного действия, следом - выбрасывая правую, но уже в сторону шамана. Последнего дернуло в сторону так, что косички и перья проделали в воздухе весьма презатейливое па.
— Слушайте вы, мистер Большая Дудка или, может, Могучая Оральная Стрела, я не хочу ссориться. Я вообще не люблю ссориться, — ничуть не слукавил Хоффманн. — Но если мне придется выбирать между вашей бесценной жизнью и бесценными нашими, у меня для вас, возможно, шокирующая и печальная информация… КАКОГО ХРЕНА ТУТ ТВОРИТСЯ?! И побыстрее. Пожалуйста.
По необходимости и при желании он мог держать полностью парализованными обоих годами, но всем сердцем надеялся, что ситуация хоть как-то разрешится в течение ближайших минут пятнадцати.
А ведь еще эти хитровыебанные кугуары…  [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

Ясно. И со всей очевидностью – ни хрена не понятно. Пожалуй, с куда более насыщенным информацией результатом ничто не мешало попытать удачу разговорить одну из pinus albicaulis, та хотя бы могла стряхнуть пару шишек в ответ и, черт возьми, это многое бы объясняло.
— Э-э-э… так что, Большая Дудка, ты у нас что-то вроде Матери Природы, только в кретинском парике и с яйцами? – брезгливо морщась, уточнил Хоффманн:
— И тебе срочно понадобился полноценный ликантроп, чтобы… что? Стать альфой для твоих бешенных кисок? Петь им колыбельные на ночь и приносить на завтрак по овце каждой? М-м-м-м, оригинальное предложение. Почти привлекательное. Но вынужден отказать. В профессиональном плане мистер Майер немного занят, — добавил Хоффманн, нисколько не сомневаясь, что смысл сказанного едва ли сумел пробиться до угашенного неизвестно какой дрянью некогда, возможно, даже человеческого сознания явно не торопившегося сыграть в дипломата шамана. Вот и Хоффманн решил, что дипломатии с него достаточно. Вообще трудно это – пытаться договориться словами с тем, кто бросает в бой против тебя – Господи, да ошибиться было… ну, практически нереально – всамделишную коалу, вероятно, прямиком из Австралии.
— Стой на месте, — в очередной раз строго распорядился потомок небесных посланников Авель, скромно исчезая в одном месте, чтобы не менее скромно материализоваться за спиной шамана и также скромно, но с хрустом развернуть голову того на триста шестьдесят градусов. Все произошло так быстро, что перьевая конструкция с несомненно мертвой башки далеко не сразу опрокинулась наземь.
— А вот теперь сваливаем, — коротко, по-деловому сообщил Хоффманн, хватая Джерри по локоть и теперь – очень хотелось верить – окончательно исчезая с поляны.
Да, нельзя исключать, неизвестно по какой причине разошедшийся пожар совсем скоро причинит непоправимый ущерб флоре и фауне дикой природы Соединенных Штатов, но, боже, кого это сейчас волновало.

— А-а-а! Коала, Джерри, Коала! Откуда, блять, там взялась коала! — взвыл Хоффманн, стоило только материализоваться где-то неподалеку от – кажется, он помнил маршрут правильно – баварского домика Майера. Незамедлительно спотыкаясь и чуть не впечатываясь лбом в ствол какого-то дерева – не сосны, точно не сосны, вроде как на сей раз вяза.
— А-а-а! Что это было? Что это, блять, было? — повторно взвыл Хоффманн, разворачиваясь, обеими руками вцепляясь в остатки чего-то, некогда бывшего воротником кожаной куртки Майера:
— Впрочем, нет… Не желаю знать. Совсем не желаю знать, что это, блять, было.
Без крыльев он отчего-то чувствовал себя странно, но выяснять причину еще и этого казалось – ну, скажем так, занятием необязательным.
— Бедные зверюшки, Джерри, бедные зверюшки… Хотя, в теории, с моим исчезновением должно исчезнуть и пламя.
Конечно, опыт Содома и Гоморры, а также его личный – с портом Милаццо, подсказывал, что оно далеко не всегда работает именно так и наоборот, к слову, гораздо чаще. Ну значит одним грехом больше, одним грехом меньше - какое кому дело и какая кому разница. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]

— Контролирую? Я себя контролирую? О, Джерри, если бы я себя контролировал, меня бы здесь не было, — сквозь усмешку чистосердечно признался Эйб, не без интереса посматривая на ладонь Майера, правда, с таким выражением, как если бы обнаружил себя одной из этих совершенно типичных для природы североамериканского континента коал, при всем при этом непонятно как, почему и зачем назначенной на пост вице-президента Соединенных Штатов Америки, но вместо того, чтобы сосредоточиться на восхождении по карьерной лестнице, регулярно и низменно срущей эвкалиптом под дверь шефа. Хоффманн не был уверен, являлся ли этот факт общеизвестным, однако же коалы – бунтари по натуре и их практически невозможно приучить к туалету.
Да, это было крайне сложное выражение. Такое, в котором с попеременным успехом бились за пальму первенства недоумение, злость, ярость и что-то сильно похожее на готовность принять неизбежное. В конечном итоге, окончательно убедил себя Эйб, какое бы в жизни ни случалось сверхординарное нечто, иногда все, что требуется от человека – понять: сопротивление бесполезно и, по возможности не слишком концентрируясь на последствиях, пользоваться всеми благами момента.
Их брак с Софией – почти прошлое, а значит он имеет полное право задержаться в Баварии хоть на неделю, методично, со вкусом и знанием дела напоминая себе, насколько горячими бывают эти разудалые немки. Впрочем, не только немки.
А Анна, со скрипом припомнил Эйб, вместе с подружками отправилась на выездную экскурсию по музеям.
Можно выдохнуть и получать удовольствие.
— Ладно, похер на зверюшек. Выживут – хорошо, не выживут – кого-то на утро ожидает целая поляна котлет. Кстати, не помню, в курсе ты или не в курсе, но я абсолютно не верю в совпадения, так что, когда в следующий раз задумаешь нечто такое, в законности чего не будешь до конца уверен, просто позвони мне, окей? Может даже вместе подберем идеальное место для кемпинга, — теперь уже без всякого дополнительного подтекста вполне искренне улыбнулся Эйб, позволяя Майеру бодро уводить себя в сторону гастрономических приключений.
Нельзя сказать, чтобы Абрахам Хоффманн III был таким уж большим любителем копченостей неизвестного происхождения – а мысли Майера прямо-таки вопили о колбасе, — но сам факт того, что луна в небе – большая и бледная – рождала ассоциации то ли с сыром, то ли с раскатанным в блин тестом, говорил о том, что и в его реальности голод занимал далеко не последнюю строчку в рейтинге требующих незамедлительного удовлетворения потребностей.
— Шнапс же у тебя есть? — вопрос был риторический и ответа по сути не требовал. [icon]http://forumstatic.ru/files/0017/a7/f2/29103.png[/icon]